Женщина, которая жила до войны в Мариуполе, а во время обстрелов скрывалась в Драмтеатре, где ее вместе с другими жителями накрыло авиаударом, рассказала свою историю. Она поделилась насколько  нелегко проходила эвакуация через границу россии, рассказала про все унижения и допросы ФСБ и переезде в Европу.

Далее - прямая речь.

У нас здесь была вся жизнь

До 24 февраля у нас была легкая и хорошая жизнь. А в утро 24 февраля нам позвонила мама мужа и сказала, что все началось. Мы думали, что надо бы уехать, но потом поговорили с родителями и решили остаться – у нас здесь была вся жизнь, квартиры, котёнок.

Мы не могли тогда подумать, что все будет так страшно. Мы жили в центре и верили, что там будет нормально. Но потом этот район превратился в один из самых опасных. У нас были перебои со светом, а 2 марта он пропал совсем. На следующий день уже не было воды, потом не стало и газа. Когда выключили газ, было самое страшное: мы топили квартиру духовкой и конфорками на тот момент, и так у нас наступил безумный холод, который я ненавижу.

С 9 марта начались активные обстрелы нашего района, почти все дома вокруг нас разбомбили. С 11 или 12 марта мы уже жили в бомбоубежище и постоянно просыпались в 4:00 утра от звуков взрывов, весь дом трясся. Мы спали в укрытиях, готовили есть на улице на огне, но поднимались к себе в квартиры, чтобы поесть. Затем 15 марта попало в наш дом.

Я увидела что-то очень яркое, мужчина вытолкнул нас в коридор, и я видела, как наши окна и балкон сыплются от взрывной волны. Нам просто повезло, что остались живы. Там все зависело от того, удастся тебе или нет. Но такого нет в 21 веке, все должно зависеть от тебя, а не от удачи, которая решает, кому погибнуть, а кому продолжать жить.

Во дворах лежали накрытые тела

Я поначалу даже не поняла, что это такое – думала, лежит что-то себе, покрытое пакетом или одеялом. Я просто не хотела эти новые реалии принимать. У меня тогда были гинекологические проблемы, требовалась операция, и никто не мог мне ее сделать – были полевые условия, да и раненым людям нужна помощь больше, чем мне.

Так что мы искали, как уехать – уже не было смысла оставаться после того, как прилетело в наш дом. Машины у нас не было, потому ходили к друзьям, спрашивали у людей. Пока искали, должны были выходить из дома, а отходить далеко было страшно.

Самолеты летали постоянно. Поэтому каждые 3–5 минут должны были прятаться в какой-то подъезд, чтобы не зацепило. Мы жили возле Драмтеатра и ходили туда несколько раз, потому что там была врач, которая колола обезболивающее.

В театре нашли укрытие многие женщины с детьми, с младенцами, пожилые люди, мужчины. Всем помогали волонтеры, которые были как большое сообщество поддержки. В тот день муж пошел сам искать машину, где были бы свободные места для самоорганизованной эвакуации. Я же осталась в самом Драмтеатре, ждала врача.

Наш котенок спас меня от смерти

Мужа долго не было, так что я вышла ждать его на улицу, услышала самолет, побежала назад. Я была в коридоре, держала котенка на руках, а он начал вырываться, выскочил и побежал в комнату, и я за ним. Это было последнее, что я помню – я пришла в себя только через полтора суток. Потому дальше все со слов моего мужа.

Он видел, как прилетело, побежал меня искать, нашел только потому, что я скулила, потом откопал меня и отнес домой. В театре многих придавило, даже не было возможности их раскопать. Многие лежали без конечностей, женщина плакала над мальчиком. Наш котик тоже умер. Спас меня и умер.

Если бы я осталась в коридоре, не выжила бы. А так только получила ранение: у меня была раздроблена кость руки, фиолетовое лицо, не открывался один глаз, а зубы выбило внутрь, в слизистую.

На следующий день мы уже уезжали из Мариуполя с двумя паспортами и одним телефоном на двоих. Сосед, увидел мои ранения и решил нас подбросить, с ним мы доехали до Мангуша под обстрелами. Ни одного уцелевшего дома я не помню по пути, на дороге лежали деревья, стекло, провода, кирпич. ДНРовцы легко выпустили нас на блокпостах, видимо, из-за моих ранений. В Мангуше мне наложили гипс и отправили в Донецк санавиацией.

Там увидели часть зубов из слизистой, минимально прокапали. Я начала просить врача, чтобы нас выписали – ситуация в Донецке каждый день ухудшалась, мужчин забирали прямо с улиц, и я боялась за своего. Так мы купили билеты из Донецка в Ростова и выехали. Деньги нам дала девушка, которая лежала со мной – сказала, что она даст наличные деньги, а мы можем потом перебросить ей на карту. В автобусе на блокпосте нас остановили и спросили, из Мариуполя ли.

Мужа вывезли в лес на допрос

Мы ответили, что да и что у нас есть медицинские документы, подтверждающие, что нам нужно уехать срочно. Они забрали мужа – сказали, что может брать эти документы, может не брать, это ему все равно не поможет. В тот момент у меня все перевернулось. Его на 30 минут вывезли в лес рядом, начали искать татуировки, спрашивали, воевал ли, кто-то служит из его знакомых. К счастью, отпустили, но за это время я успела помолиться, пожалуй, всем богам.

Дальше нам помогали мои родители – они уехали в Россию несколько лет назад. Они купили нам билеты из Ростова в Москву, а потом и в Брянск, к ним домой. В больнице мне сделали операцию, поставили спицу, чтобы правильно срослась кость в руке, удалили остатки зубов и проделали протезы.

Россияне жалели меня, но говорили, что нас наконец-то освободили

А я не могла ничего возразить – это было слишком опасно. Мы не могли говорить на украинском языке, не могли говорить правду, в частности, об авиабомбе на Драмтеатр. У них была другая версия – это азовцы заминировали и взорвали театр. Однако там не было никаких азовцев, вообще военных мы там не встречали.

По телевизору показывали ужасные новости, все уговаривали меня остаться в россии, даже маму просили повлиять на меня, но мне уже не 10 лет. Папа нейтральный, мы с ним не спорили о войне, а мама верит новостям, к сожалению. Я пыталась с ней говорить, но это ни к чему не привело. Это болезненный для меня вопрос – она меня любит, я ее тоже, но у нас проблемы сейчас в отношениях. Очень больно даже не из-за ее взглядов, но из-за того, что телевизору она верит больше, чем мне.

Всего в россии мы провели месяц, дождались протезов и в приподнятом настроении начали собирать вещи – за это время нам многое собрали родители. Мы поехали в Санкт-Петербург, а оттуда до границы с Эстонией, нам посоветовали выезжать волонтеры через Нарву. Пограничники сначала прицепились, что у нас не было печатей о пересечении границы, но их тогда у многих не было, мы узнавали. Но потом они не поверили, что телефона у мужчины нет, и подумали, что это азовец, что-то скрывающий. Нас развели в разные комнаты и 11 или 12 часов допрашивали.

На меня кричали, угрожали, что сейчас будут избивать, и мужа вывезут в лес. ФСБшники говорили, что все о нас знают – что у меня все служат, а муж то айдаровец, то азовец, и они уже нашли его удостоверение. Затем полностью раздевали, чтобы найти патриотические тату, следы от берцев или еще что-то, что подтвердило бы, что я как-то вовлечена в военные действия.

К счастью, меня осматривали женщины, но это было все равно очень унизительно. После этого они начали говорить, что мы не пара, а просто сотрудники, помогающие друг другу неофициально пересечь границу. Они заставили меня показывать фото нашей совместной жизни: ты сидишь и должен каким-то ФСБшникам доказать, что реально любишь своего мужа. Потом они стали говорить, что меня пропустят, а мужа – нет. Его собирались депортировать в Украину, и я уже обрадовалась, но потом они сказали, что отдадут в ДНР.

Я начала ссориться, что могут депортировать только в страну, паспорт которой у нас есть. Но мне дальше угрожали за ДНР: что с ним будут разбираться на территории, где беззаконие даже больше, чем  в россии. Через некоторое время они нашли таки фотку, где мы стояли на границе из Донецка до ростова – сказали, что меня узнали, а мужу заявили, что это не он. Его отправили в участок, а мне сказали пересекать границу.

Я отказалась, потому что моего мужа везли непонятно куда, и я не знала, что с ним будут делать. Итак, я взяла такси, и мы поехали за полицейской машиной. Его продержали в участке ночь и пришили статью, будто он кричал на пограничников и лез с ними в драку, хотя такого не было. Вскоре ему назначили суд, а я за это время подняла на уши всех адвокатов-волонтеров из россии, занимающихся похожими делами украинцев. Все они говорили, что должен быть только штраф, но мужа посадили на шесть суток.

Мне было страшно, что они что-нибудь найдут, какое-то дело приплетут так же, как они с предыдущей статьей сделали. Его снова там допрашивали на аресте, не разрешили с ним свидание. Но я все равно приносила каждый день его любимую пищу, книги. Он сказал, что объелся за это время, но для меня это была возможность что-то сделать и показать свою любовь во времена, когда не было прямой связи.

Я разговаривала со всеми, кто бывал в таких случаях, узнавала какие-нибудь новости, спрашивала, что можно сделать. Только когда я уже связалась со множеством российских волонтеров, и они все начали давить, мужа отпустили и разрешили пересечь границу. Я очень боялась, что этот арест его сломает.

Он обычно постоянно шутит, громко что-нибудь рассказывает, и я боялась видеть его не таким. И как я была рада видеть, что ничего не изменилось, он  выстоял.

На следующий день мы уже были в Эстонии. Мы рассказали пограничникам, что с нами произошло, потому что они собирают военные преступления россии. И это было так хорошо – наконец-то говорить правду, какая она есть, а не плести какой-то бред, как в россии. Там мы были вынуждены говорить, что нам все равно кто кого бомбил, нам просто важно, чтобы была спокойная жизнь и чтобы была квартира.

Было ясно, что они нам не верят, но и соглашаться по поводу «спецоперации» я не могла. Первое время я просматривала фото и видео из Мариуполя и постоянно плакала. Потом была какая-то ненависть, что россияне пришли и отняли все – дом, родной город, котика, чуть не отняли мужа.

Я бы хотела вернуться в Украину, но просто некуда возвращаться – не видела в Мариуполе ни одного уцелевшего дома. Это уже не город, а один большой кошмар. Надеюсь только, что Мариуполь останется Украиной и именно Украина его отстроит.

Мы были в Донецке, там россия ничего не сделала, все просто гниет. Не хочу такой участи для своего города.

Ранее мы публиковали историю переселенки из Горловки, которая провела 2 месяца в оккупированном Мариуполе