В то воскресенье - 22 июня сорок первого года - в Мари­уполе с самого утра установилась солнечная, теплая пого­да. Мариупольские хозяйки спозаранку отправились кто в магазин, а кто на базар. Молодежь и курортники поспеши­ли на пляж, они располагались на песке, пробовали, не хо­лодна ли вода, готовились к завтраку на свежем воздухе, малыши ожидали разрешения старших окунуться в воду, а ребята постарше очертя голову бросались в море, слегка покрытое утренней рябью. Трамваи, весело звеня, подвозили все новых пляжников. День обещал быть очень хоро­шим... Мариупольцы и их гости не знали, что уже несколько ча­сов идет война.

В полдень черные тарелки репродукторов в домах и квад­ратные раструбы громкоговорителей, установленных в го­роде в людных местах, слегка заикающимся голосом заме­стителя Председателя Совнаркома Молотова сообщили: «Фашистская Германия напала на Советский Союз…» Пока еще до конца не осознанная тревога вошла в мари­упольские дома. Люди еще не знали, что каждому из них и каждому из их родных и близких война уже отмерила свою чашу горя. Только одни изопьют ее до дна в ближайшие дни, а другим предстоит пить ее долгие-долгие годы.

И в домике на третьей улице Слободки, красовавшимся узорчатой кладкой наличников, известковой побелкой стен, аккуратной покраской оконных рам, чистотой идеально промытых стекол, с замиранием сердца слушали Молотова. Здесь жили две семьи: фотогра­фа и сапожника. Жена фотографа Матрена была родной сестрой сапожника Елисея Григорьевича. В каждой семье было по единственному сыну - позднему ребенку, а потому особенно дорогому. У фотографа Григория Кузьмича Саверского - чуть постарше, у сапожника Елисея Григорьевича Гмыри - помоложе. Но разница была небольшая - какие-то месяцы. В тот роковой год Ваня Саверский еще учился в Ейском училище морской авиации. А Ваня Гмыря только что окончил восемь классов железнодорожной шко­лы. Впрочем, может, и не этой? Спросить-то теперь не у кого. Родители называли своих сыновей любовно Иванчиками: Саверского - Иванчиком Черным, Гмырю - Иванчиком Бе­лым.

В те мгновения, когда Саверские и Гмыри вслушивались в слова Молотова, фашистские полчища уже топтали поля Украины и Белоруссии, шли ожесточенные бои у Брест­ской крепости. Рушились под бомбовыми ударами дома, по­лыхали деревни, падали на землю охваченные пламенем са­молеты. Кровавая война началась. С ее первых дней от Вани Саверского не было ни слуху ни духу. Это потом стало изве­стно, что с приближением врага училище перебазировали сначала в Моздок, в сорок втором - в село Борское Куйбышевской области.  Наскоро сдавших выпускные экзамены пилотов из Ейского училища морских летчиков отправили служить на Дальний Восток: тогда еще угроза Японии стояла во весь рост. Это после Сталинграда стало ясно, что японцы оставили в сторону планы нападения на Советский Союз.

Потом в Мариуполь пришли немцы. Ваня Гмыря прятал­ся, чтобы не угнали в Германию на рабский труд. Сразу же одряхлевшие Григорий и Елисей перебивались случайными заработка­ми, а Матрена Григорьевна молила Господа, чтобы он убе­рег ее единственного сына. На короткое время успокаи­валась, когда у соседки-гадалки выпадали карты, что Иванчик ее жив и здоров.

10 сентября сорок третьего Мариуполь освободили от фашистов. Подоспел срок призыва в армию для Вани Гмыри. Он пошел вместе с мариупольскими хлопцами в одной из маршевых рот на фронт. Теперь уже и Катерина Ива­новна с Елисеем Григорьевичем стали ждать письма от сына. И вскоре дождались. Пришла похоронка: «Ваш сын, Иван Елисеевич Гмыря, скончался от ран, полученных в боях на реке Молочной под Мелитополем…»

Наконец и Саверские получили весточку от своего Иванчика. Ее Матрена Григорьевна достала из почтового ящика перед Новым, сорок четвертым годом. Иванчик поздравлял родителей с освобождением Мари­уполя, сообщал, что едет на Балтику бить фашистов. Три с половиной месяца плутало письмо по полевым почтам, прежде чем достигло родительского дома. Это была по­следняя весточка от сына, которую прочла Матрена Григо­рьевна. Второе - страшное - письмо получил Григорий Кузьмич. Он не показал жене похоронку. Так до последнего сво­его часа Матрена думала, что Иванчик ее жив. Нет, ни Саверские, ни Гмыри не искали могил своих сыновей. Найти могилы значило для них навсегда потерять надежду увидеть их. А они все-таки надеялись. Надеялись, что они живы…

Ушли один за другим в мир иной родители Иванчиков. Сегодня домишко на третьей Слободке пуст. Обвалившая­ся штукатурка, глубокие щели между кирпичами стен, хилый сеянец вишни с единственной ягодой, выросший перед дверью, покосившаяся калитка, вросшая в зем­лю, - все говорит о том, что подворье давно опустело. И здесь чаша горя, принесенного войной, была испита до дна...

22 июня сорок первого года в Мариуполе установилась солнечная погода. День обещал быть очень хорошим…

***

P.S. Саверский Иван Григорьевич, 1923 года рождения, младший лейтенант 3-го штурмового авиаполка Балтийского флота, погиб 25 марта 1944 года.

Гмыря Иван Елисеевич, 1923 года рождения, рядовой 899-го стрелкового полка, умер от ран 19 ноября 1943 года. Похоронен в селе Гирсовка Приазовского района Запорожской области.