Об активах на неподконтрольной территории. О том, что у нас отбирают эти активы, мы слышим с 2014 года. С тех пор, как только появились эти образования, они с первого дня начали заявлять: отобрать у олигархов, национализировать и так далее. Поэтому ничего особо нового не произошло. Только в этот раз на предприятия зашли вооруженные люди и начали распоряжаться имуществом, которое им не принадлежит. Это основная разница. Нужно понимать, что это было не в один день. Озвучивать это начали еще в декабре или в ноябре прошлого года. Потом была версия, что это произойдет, если железнодорожные пути не будут разблокированы до 1 апреля. Потом заговорили про 1 марта. Но 1 марта ничего не произошло. А 15 марта на активах компании СКМ начались действия по экспроприации. Сепаратисты зашли на шахту Комсомолец Донбасса (принадлежит компании ДТЭК – прим.) и начали вывозить уголь. Пришли на наш Енакиевский металлургический завод. Тогда мы поняли, что контроль потерян. Сказать, что это было неожиданностью, нельзя. С тех пор, как началась блокада, мы просчитывали разные варианты развития событий. Еще тогда мы приняли для себя решение, что момент, когда кто-то начнет вывозить нашу продукцию с предприятий, либо, когда кто-то начнет завозить свое сырье и пытаться запустить их работу, давать указания на распоряжение нашим имуществом – это будет тот момент, когда мы будем считать контроль утерянным. 15 марта это произошло, и мы приняли решение о том, что больше не можем нести ответственность за происходящее на той территории.
Эти предприятия – значительная часть группы. На них пришлось около 5% показателя EBITDA Метинвеста в 2016 году. Более того, на некоторых из них, к примеру, на Енакиевском металлургическом заводе, были сфокусированы инвестиции группы на протяжении последних 10 лет. И это были одни из наиболее модернизированных предприятий.
Возвращаясь к Енакиево, то единственное, что мы не успели там сделать – это построить новую аглофабрику (работы начались в начале 2014 года, но закончены не были – прим). Если бы мы построили еще и аглофабрику, это был бы абсолютно современный завод. Все остальное там уже было приведено в порядок. На предприятии работали новые доменные печи, на которых мы в 2014 году запустили вдувание пылеугольного топлива. Стоял новый кислородный блок, который вместе с нами строила французская Air Liquide. Работали машины непрерывного литья заготовки, которые были построены в последние 10 лет. Это реально современный завод, действительно хороший актив с технологической точки зрения. Конечно, жаль, что всё это утеряно. Другой вопрос, как посмотреть на эту историю. За последние три года эти предприятия то запускались, то останавливались, то снова запускались. Общий убыток предприятий Метинвеста, расположенных на временно неконтролируемой территории, за три года составил больше 210 миллионов долларов. В том режиме, в котором они работали последние три года, денег группе они не приносили. Скорее, это была наша социальная ответственность и наша работа над сохранением активов на будущее. Поэтому много или мало мы потеряли – ответ на этот вопрос кроется в том, что будет дальше с Донбассом.
Если на Донбассе будет продолжаться то же, что происходит сейчас, или происходило последние три года, то можно сказать, что фактически мы все потеряли еще в 2014 году. Дальше мы просто оттягивали момент признания, что ценность этих активов утрачена. Если ситуация каким-то образом «разрулится» в ближайшие полгода-год, я уверен, что мы сможем вернуться и заявить о своих правах на то имущество, которое по праву принадлежит нам. И дальше будем развивать эти активы. Но здесь я хотел бы акцентировать внимание на другом. Все СМИ писали о том, что Ринат Ахметов потерял имущество. На самом деле, если говорить о том, что потерял Ахметов, группа СКМ, группа Метинвест или ДТЭК, то, я повторюсь, эта потеря состоялась еще в 2014 году, когда не удалось сдержать ситуацию, и она переросла в вооруженный конфликт. А вот сейчас от блокады, от остановки этих предприятий потерял не только Ахметов. Основные потери понесло государство Украина. Налоговые поступления от предприятий Метинвеста, находившихся на неконтролируемой территории, только за прошлый год составили более миллиарда гривен. По нашей оценке, в 2017 году эти предприятия должны были принести Украине 700 миллионов долларов валютной выручки. Потеряно 20 тысяч рабочих мест – это люди, которые получали зарплату, платили налоги и социальные взносы в Украине. То есть самые главные потери далеко не у бизнеса. Бизнес где-то потерял, где-то приобрел – он всегда находит способы развиваться, всегда находит способы зарабатывать. Кто однозначно потерял, так это государство.
О коксующих углях. В прошлом году «Краснодонуголь» обеспечил нам 8% всех коксующихся углей. Заменить его можно, конечно. Мы рассматривали различные планы действий в случае реализации тех или иных рисков. Работали над этим еще с 2014 года, когда стало понятно, что вероятность подобных вещей существует, и она высока. Поэтому еще тогда мы начали диверсифицировать свои поставки по сырью, которое идет с оккупированных территорий. На самом деле там две ключевых сырьевых позиции: это известняки и коксующийся уголь. По коксующемуся углю мы нарастили морской импорт – забираем практически всю продукцию нашей дочерней компании UCC в США. Раньше мы примерно половину продавали на внутреннем рынке США, а половину забирали себе, но с января этого года приняли решение забирать себе весь объем. Кроме того, мы наладили взаимоотношения с другими поставщиками коксующего угля – австралийскими, канадскими, индонезийскими. И сегодня этот уголь заходит через порт Южный. Третье направление – мы покупаем весь коксующийся уголь, который есть на контролируемой территории Украины. К сожалению, его не так много. В основном это шахтоуправление Покровское, бывшая шахта Красноармейская-Западная (принадлежит Донецкстали – прим.). Все, что мы можем у них выкупить, мы выкупаем. И четвертое направление – это поставки угля из России. Потому что логистически это для нас самый близкий источник угля после украинского. Много пишут о том, что это реэкспорт украинского угля с неконтролируемых территорий – это не так! Уголь, который мы покупаем в России, имеет более высокое качество – на неконтролируемой территории Украины такой просто не добывается.
Невозможно уголь из Донбасса выдавать за уголь из Кузбасса. Они очень легко отличаются. Кузбасский уголь более качественный, чем донбасский. По контролю содержания серы и по истираемости угля можно понять, откуда он приехал. Уголь из Кузбасса мягче и с меньшим содержанием серы. Уголь из Донбасса более жесткий и с большим содержанием серы. Поэтому мы точно знаем, что берем.
Сегодня у Украины нет возможности отказаться от покупки дефицитного сырья за рубежом. Конечно, нам надо иметь альтернативу, если вдруг Россия решит остановить свои поставки. И если Россия их остановит, мы пойдем в Канаду, в Австралию и быстро заместим это сырье. Но если у нас есть возможность покупать качественное сырье у российских поставщиков дешевле, мы должны это делать.
О потерях. Об этом корректно будет говорить, когда мы обнародуем результаты полугодия, потому что любой кризис – это всегда палка о двух концах. Кризис – это одновременно возможность. То, что мы закупаем сейчас более высококачественный уголь (а уголь из Донбасса был сравнительно низкого качества), позволяет нам производить кокс гораздо более высокого качества. Да, теоретически мы видим разницу от 30 до 50 долларов на тонну между стоимостью угля с Донбасса и «морского» угля. Но практически какую-то часть из этого мы сможем компенсировать за счет более высокой производительности, получая более высококачественный кокс.
Кроме того, мы очень сильно сконцентрировались на производстве высококачественного ЖРС на наших горнодобывающих активах – с содержанием железа выше 65%. Теперь, смешав все это вместе, мы хотим оценить конечный эффект на доменных печах наших металлургических комбинатов. Не исключено, что очень серьезную долю потерь мы сможем компенсировать за счет повышения производительности на более высококачественном сырье.
Люди больше всех пострадали во всей этой истории. Они потеряли работу, потеряли средства к существованию. На самом деле потерю этих предприятий к концу лета почувствует вся Украина. Но эти люди почувствовали ее с самого первого дня. Что мы сделали первым делом? Мы открыли центр в Мариуполе, который трудоустраивает людей, готовых переехать с временно неподконтрольной территории на контролируемую. Предложили рабочие места в Кривом Роге, Запорожье и Мариуполе. Пока что немногие решились переехать, порядка 500 человек, но я думаю, что это только начало. По мере того, как ситуация будет ухудшаться – а я уверен, что так и будет – люди будут уезжать оттуда. Что они будут делать там? Насколько мне известно, им обещают как-то платить зарплату, поэтому пока они остаются. Как долго это продлится, я не знаю.
Об Авдеевском коксохиме. Обстрелы продолжаются. К сожалению, без них не проходит ни одного дня. Ни одной недели не прошло без обесточивания этого завода. И я хочу поблагодарить энергетиков и областную власть за ту самоотверженность, с которой они каждый раз восстанавливают электроснабжение Авдеевки. Ситуация там действительно критическая. Впрочем, завод сейчас работает, мы не останавливали его достаточно давно. У нас законсервирована примерно треть мощностей, работаем на собственной генерации. Соответственно, в моменты подключения внешней энергии завод использует лишнюю электроэнергию на те нужды, для которых не хватает мощностей собственной генерации.
Говоря об альтернативных линиях энергоснабжения, магистральные линии у нас строят государственные компании, и план по их построению разрабатывает государство. Я считаю, что их надо построить, они должны быть. А почему до сих пор не построили – вопрос не к нам. Есть у нас надежда, что альтернативные линии все-таки построят, и мы сможем хотя бы в этом направлении себя обезопасить.
О тарифах «Укрзализныци». Мы считаем, что с тем уровнем качества, с тем уровнем инфраструктуры и с тем уровнем подготовленности, которыми обладает госмонополия, тарифы на грузовые железнодорожные перевозки у нас уже сильно завышены. Но нас беспокоит даже не это. Скорее нас беспокоит, что те средства, которые Укрзализныця получает от предприятий в виде повышенного тарифа, очень непрозрачно расходуются. В прошлом году мы это уже проходили. Нам рассказывали, какие будут инвестиции в инфраструктуру, что будет проводиться модернизация. Тарифы повысили, деньги с нас собрали, а мы так ничего и не увидели.
К примеру, перегон Камыш-Заря – Волноваха в Мариуполе, ремонтом которого в прошлом году занялась «Укрзализныця». Это очень маленький ремонт. С точки зрения стоимости, если с тарифом сравнивать, вообще смешной. Тарифы повышаются на миллиарды, а здесь было, по-моему, 40 или 50 миллионов гривен. И обещали нам после этого 22-27 составов в сутки. Но на сегодня в рекордные сутки, может быть, 20 проходило. А обычно средний пропуск – 16-17 вагонов. Это до сих пор сдерживает объемы производства на наших мариупольских комбинатах. Нас смущает не вопрос размера тарифа, нас смущает абсолютно непрозрачное, абсолютное непонятное его расходование. У нас нет регулятора, который мог бы это контролировать. Непонятно, какое министерство должно это делать. Был Минтранс, а сейчас это Минэкономики. В результате мы не понимаем, как от этого тарифа повысится эффективность. В то же время наша эффективность попросту убивается повышением тарифа. Особенно сейчас, когда у нас потеряны потребители на Донбассе. Потерян Алчевский метзавод, который потреблял наше ЖРС, Донецксталь и Енакиевский метзавод. Стоит Днепровский меткомбинат. В таких условиях 25-процентное повышение тарифа приведет к снижению налоговых поступлений и перевозок, возможно, к закрытию каких-то предприятий в Кривом Роге, добывающих железорудное сырье. Как мне кажется, на сегодняшний день совсем не актуально говорить о повышении тарифов. Гораздо актуальнее поговорить об инвестиционных задачах и планах Укрзализныци, о четком контроле их выполнения, о структуре тарифа, о принципах его формирования, об антикоррупционных вещах, которые нужно проводить в Укрзализныце. Это все то, что прописано в контракте нынешнего главы Укрзализныци, ничего нового. Это то, чем он непосредственно должен заниматься. И я надеюсь, что они этим займутся и покажут конкретный результат. Если убрать коррупцию и навести порядок в структуре тарифа, то денег и без повышения хватит и на адекватные зарплаты сотрудникам, и на инвестиции, и на модернизацию инфраструктуры. Когда мы все это увидим, будет самое время сесть и разобраться, каким должен быть тариф, как он будет формироваться и как индексироваться.
