Нестор Иванович Махно – личность героическая и трагическая одновременно и потому, наверное, противоречивая в оценках историков, литераторов и кинематографистов, очень часто конъюнктурных. Вместе с тем, как у всякого героя из народа, его имя обросло своеобразным фольклором. В нем были и небылицы, часто переплетающиеся причудливым образом, где он или рыцарь без страха и упрека, на белых одеждах которого нет ни единого пятнышка, либо жестокий и непредсказуемый в своих поступках тиран. Свой вклад в устное народное творчество о Несторе Ивановиче внесли и мариупольцы. Автор этих строк позволил себе положить на бумагу то, что довелось узнать от своих земляков о батьке Махно и махновцах.

Вероятно, впервые о батьке, а вернее, о представителях его воинства довелось услышать от бабушки. Она, демонстрируя свою находчивость, рассказала историю, как в дом деда зашло несколько махновцев. Один из них заметил висевшую на стене лубочную картинку с изображением казака Кузьмы Крючкова, героя Первой мировой войны, георгиевского кавалера, нанизавшего на пику нескольких кайзеровсих солдат. «А, золотопогонник!» – воскликнул один из анархистов, выхватил револьвер и стал прицеливаться в картинку. Реакция бабушки оказалась мгновенной: «Сынок, зачем расстреливать казака? Он и так повешен». Присутствующие при этой сцене рассмеялись, погорячившийся воин крестьянской армии засунул оружие в кобуру. Потоптавшись некоторое время в комнате, хлопцы ушли восвояси.

Еще одна история, услышанная в детстве. Ее поведала наша соседка, Мария Михайловна Федорова, царствие ей небесное. У Марии Михайловны была сестра, которая работала в кондитерском заведении на Екатерининской улице. Когда Мариуполь заняли деникинцы, ей стал оказывать знаки внимания  молодой офицер. Перед изысканным ухаживанием статного юноши, опоясанного скрипящими портупеями, с позолоченными погонами на плечах и Георгиевским крестом на груди, с подношением роз и приглашениями в ресторан мариупольская красавица не смогла устоять. Завязалась любовь. Однажды прошел слух, что к нашему городу приближается батька Махно. На следующий день к девушке пришел офицер. «Если ты меня любишь, возьми этот конвертик, подсыпь порошок из него в торт, а когда этот главарь банды войдет в город, преподнеси торт ему». Девушка в точности выполнила все, что поручил ей обожатель. Но в последний момент, когда Махно уже готов был взять подношение, сестра Марии Михайловны разрыдалась, бросила торт себе под ноги и закричала: «Нестор Иванович, его есть нельзя - там крысиный яд!» Батька оценил поступок мариупольчанки и одарил ее золотой брошью. Но на этом история не закончилась. Прошло какое-то время, власть в Мариуполе переменилась. В город вновь зашли части добровольческой армии генерала Деникина, а с ними и ухажер героини нашего повествования. Он нашел свою возлюбленную и… собственноручно ее застрелил. Здесь нужно остановиться. Родственник несчастной девушки, прочитав этот очерк, возмутился. Мол, на самом деле несчастная с появлением деникинцев в Мариуполе выпила ацетон и скончалась в страшных мучениях.

А это семейное предание поведал доцент ПГТУ Сергей Сергеевич Данилов. Его дедушка, доктор Илья Ильич Данилов (кстати скажем, что он был в числе основателей и первый главный врач мариупольской городской больницы), в свое время построил в глубине двора на Екатерининской улице особняк, нынешний адрес этого строения – проспект Ленина, 29 (пр. Мира.- Прим. ред.). Так вот, в этот особняк зашли группа махновцев, не говоря ни слова, они забрали шесть стульев из гостиного гарнитура хозяина и ушли. Прошло не так уж много времени, как в дом Данилова вновь вошел махновец (в нем был узнан один из экспроприаторов стульев) и строго произнес: «Ты – доктор? Бери инструменты и иди за мной». Илья Ильич, прихватив докторский саквояж, отправился за своим «повелителем». Идти пришлось совсем недолго, завернув на Греческую улицу, он был введен в дом, который некогда стоял наискосок от здания Мариинской женской гимназии, нашим современникам известной как школа № 1. Посреди большой жарко натопленной комнаты на диване, застеленном огромным  ковром, восседал среди подушек Нестор Иванович. Доктор заметил, что он был сильно простужен, а еще ему бросились в глаза… стулья из его гарнитура. Осмотрев больного, Илья Ильич дал выпить больному нужные лекарства и остался ждать, пока они подействуют. Только глубокой ночью у Махно кризис миновал - температура спала, ему стало намного лучше. «Доктор, сколько я должен вам за визит?» - «Нисколько, Нестор Иванович. Распорядитесь только, чтобы мне вернули мои стулья». После этого краткого диалога  Илья Ильич, сопровождаемый группой хлопцев со стульями в руках, вернулся домой. Трудно передать словами, какие переживания были перенесены домочадцами врача за часы его отсутствия, а тем более, радость его счастливого возвращения.

Приходилось читать и слышать, что Махно сурово карал тех из своего воинства, кто грабил селян и малообеспеченных мещан. Даже сам расстреливал мародеров перед строем в назидание другим. Но, видимо, будучи вдохновленными призывом «Грабь награбленное!», махновцы позволяли себе «потрясти» богатеньких, на их взгляд, людей. Стоило Секлетинье Герасимовне Дьяченко услышать имя Махно или его сподвижников, как она разражалась изощренными проклятиями с добавлением самых грубых слов, услышанных ею некогда от молотобойцев. Праведный гнев Секлетиньи Герасимовны имел веские основания – ей пришлось под угрозой наставленного на нее маузера отдать махновцам золотишко, «накованное» ее мужем – кузнецом Иваном Исидоровичем -  тяжким трудом у горна и наковальни.

Не наилучшие воспоминания оставили сподвижники Нестора Ивановича и в памяти Альбины – вдовы Иоганна Вайца, чеха, занимавшегося при жизни торговлей скотом в Приазовье… Тачанки махновцев неслись со стороны Таганрога по Торговой улице. Одна из них резко остановилась у приметного двухэтажного дома, где жила Альбина со своими тремя сыновьями и дочерью и ее родная сестра Екатерина с детьми и  мужем -  колбасником Войтехом Карасеком. Несколько парней, обвешанных оружием и гранатами, стремительно обежали все комнаты и в одной из них (когда-то она служила кабинетом Вайцу), обнаружили два кресла, обитые красным сафьяном. Тут началось страшное для чешки-аккуратистки. На глазах у Альбины незваные гости стали вырезать острыми ножами полосы сафьяна из кресел и тут же начали приторачивать их к своим папахам и фуражкам…

Владелец самого большого магазина головных уборов Яков Сапальский, наслышанный о «подвигах» анархистов в Екатеринославе, где громили почем зря магазины, решил применить собственную тактику. Когда кортеж тачанок во главе с автомобилем, в котором сидел Махно, стал приближаться к шапочному заведению, его хозяин вышел навстречу, держа в обеих руках по нескольку каракулевых шапок. Самую лучшую из них он преподнес Нестору Ивановичу, а остальные раздал его приближенным. Нестор Иванович отдал должное щедрости мариупольского предпринимателя и произнес следующие слова: «Торгуй спокойно, тебя мои хлопцы не тронут». И действительно, никогда не трогали.

Но были и такие мариупольцы, которые с теплотой вспоминали Нестора Ивановича. Как-то у парадного входа в дом № 39 по проспекту Ленина довелось услышать такую историю от уроженца Мариуполя, а затем жи­теля столицы Эстонии Таллина Иосифа Михайловича Цехановского. Он рассказал, что в пору его детства (а оно пришлось на годы Гражданской войны) в первом этаже дома была кондитерская Жозефа. Над кондитерской находился биль­ярдный зал. В один из своих набегов на Мариуполь Нестор Махно устроил в этом зале свой штаб. Мальчишки, и в том числе наш земляк, с нетерпением ждали у парадного каж­дый выход вождя восставших крестьянских масс. С мо­мента появления «Батьки» в проеме двери и до того момен­та, пока он садился в открытый автомобиль, орава семи-, восьмилетних сорванцов скандировала: «Слава батьке Мах­но! Слава батьке Махно!» В ответ Нестор Иванович одобрительно кивал головой, кто-нибудь из его свиты подавал «торбоч­ку», из которой Махно пригоршней выбрасывал детворе кон­феты. Иногда вместо конфет фигурировали «керенки» - обесцененные банкноты Временного правительства.

Автор этих строк надеется, что читатель не будет слишком строго судить его за написанное. Ведь его миссия заключалась лишь в том, чтобы зафиксировать изустные сказания о Несторе Ивановиче Махно и его сподвижниках, услышанные им в Мариуполе на протяжении своей довольно продолжительной жизни.

Справка:

«Махно Нестор Иванович (1888-1934), один из главарей мелкобуржуазной контрреволюции на Южной Украине в Гражданскую войну, анархист. В 1921 году бежал в Румынию».

(Советский энциклопедический словарь, Москва, Советская  энциклопедия , 1981)

«Махно Нестор Иванович (1888-1934), российский деятель анархо-крестьянского движения в 1918-21 на Южной Украине в Гражданскую войну. Возглавляемое Махно движение (общая численность непостоянна — от 500 человек до 35 тыс. человек) выступало под лозунгами «безвластного государства», «вольных советов», вело вооруженную борьбу против германского нашествия, белогвардейцев, а затем и против Советской власти. Движение ликвидировано Красной Армией. Махно в 1921 эмигрировал» (Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. Электронная версия 2006 года)