Несколько дней назад люди вокруг меня начали описывать истории из жизни своих семей. Я подумала, что они раскрывают очень личное, то, что не для всех, а только для семьи. И это очень трогает, заставляет задуматься, отбрасывает в собственные воспоминания.

Когда-то я была единственным ребенком в семье, центром любви и внимания папы, мамы, бабушек и дедушек. Потом у меня родился первый брат. И я стала взрослой.

Мне 5 лет. Я стала по-настоящему взрослой. Мне доверяли его пеленать и кормить, играть с ним и его игрушками. (Потому что взрослые девочки в 5 лет уже с игрушками не играют :))

Мне 7 лет. Школу я сама себе выбрала. Было два варианта: нужно было 30 минут идти пешком в 39-ю школу или 10 минут, но подъехать на трамвае в 47-ю. Я сама отнесла документы директору 47-й школы. Она отказывалась их брать, требовала родителей привести. Рассказывала, что не положено, чтобы дети сами это решали, что я не из «правильного района школы». А мне было очень это странно слышать, потому что я была взрослой. Я привела ей все свои аргументы. Она согласилась :)

Все, что я написала, это о моих родителях, которые всегда давали мне право выбора: что съесть или надеть, лечиться и пить лекарства или продолжать болеть, выбрать школу или еще годик посещать детсад. А если у меня что-то не получалось, мне говорили: ничего, может, в другой раз. В моем детстве можно было пачкать красивые платья и разбивать вазы, лазить по деревьям и падать с них, читать сутками книжку, потому что нельзя от нее оторваться, а значит, не спать ночью. Родители всегда принимали меня такой, какая я есть, понимали, помогали и поддерживали. А я чувствовала всегда, что в своей семье я на свободе. Что я сама решаю и выбираю то, что и как для меня лучше.

Свобода первый раз была осознана мной как важнейшая ценность в 8 лет. Мне купили путевку в пионерский лагерь. Я не знала, что это, поэтому так легко согласилась. И этот лагерь стал для меня первым местом несвободы: режим дня, подъем с горном, зарядка, общественные умывальники, общественная столовая, общественные туалеты, общественное общение 24/7, потому что даже ночью на соседних кроватях - другие дети. Личное пространство сужено до чемодана вещей и кровати. Расписание жизни распланировано чужими людьми для моего же блага.

Мое страдание длилось до первого визита родителей. Я уехала с ними домой. С тех пор любые места с режимом я воспринимаю болезненно и нахожусь там вынужденно (больницы, санатории).

А что делать детям, которые попали в места несвободы и у них нет понимания, когда у них получится оттуда выбраться? 250 мариупольских детей потеряли родителей и находятся в интернатных учреждениях. Там заботливые, но чужие люди, дежуря друг за другом, по графику организовывают для них общественный режим пребывания, обучения, питания, санитарии и гигиены. Разговор по  телефону - раз в неделю полчаса, выход за пределы режимного объекта - в сопровождении. Там море полезного и общественного, с точки зрения сотрудников, следящих за режимом.

Но там очень мало личного, ориентированного на наивысшие потребности ребенка - права на семью и ответственного взрослого, права выбора, права перемещения, права на личное пространство и пространство для самовыражения.

Из опыта общения с детьми «казенных домов» я знаю, что они ждут, когда когда-нибудь откроются двери, и в них войдут папа и мама и заберут их в семью. Благодаря программе «Сиротству – нет!» многие мариупольские дети встретились со своими новыми семьями. Я была свидетелем того, как они выходили из стен детского дома и прижимали к себе родителей. Мои слова признания и благодарности приемным родителям: Ларисе Запорожченко, Юрию Гордиенко, Людмиле Гордиенко, Татьяне Савиной, Юлии Якуниной и многим, многим другим.

Скоро 1 июня, и лучшее, что мы можем сделать для детей, - это помочь им найти свою семью!