Анастезиолог Мариупольской больницы №4 в Левобережном районе Андрей Сербин рассказал, как врачам удавалось выполнять свой долг во время войны так, чтобы выживших было больше, чем погибших.
Об этом врач рассказал журналистам онлайн-журнала Свои.City.
Андрею Сербину 27 лет. В день полномасштабного военного вторжения, 24 февраля, мужчина приехал в свое отделение и покинул его только 21 марта. Первую неделю войны, пока левый берег Мариуполя не был отрезан от города, врачи приезжали на работу.
Но в начале марта в операционном корпусе остались два хирурга, два травматолога, два анестезиолога. Андрей был среди них. Именно они сделали десятки операций, оказали помощь сотням мирных жителей Левого берега. Больница №4 и родильный дом были единственными лечебными учреждениями в этой части города.
Бесконечный холод
По словам Андрея, отопления не стало в конце февраля, а 3 марта посыпались стекла почти по всему северному фасаду. Также не было электричества и стало холодать на улице. Все это привело к тому, что в помещении было не больше 4 градусов тепла.
"Никаких обогревателей мы себе не могли позволить, потому что электричество было от дизельного генератора. Солярки было очень мало и ее нужно было экономить. Генератор в больнице был еще до войны, довоенный запас дизельного топлива мы сожгли за два дня. Пока еще функционировали заправки, администрация больницы в первые дни закупила солярку, потом нам три или четыре раза ее привозили военные", - рассказывает анастезиолог.
Окна в больничных операционных вылетели сразу после первых прилетов, поэтому доктора переместились в предоперационные – это помещения, по словам Андрея, были более-менее безопасные, которые соответствовали правилу двух стен.
"Тем не менее было несколько эпизодов, когда посреди операции прилетало что-то настолько близко, что у нас двери открывались с характерным грохотом", - делится врач.
На грани голода
По словам врача, в больнице был пищеблок с запасами еды. Эту еду делили на отделения и готовили в мультиварках, пока шли операции, включали генератор и был свет. Еда была исключительно бюджетной и очень диетической.
К ограниченному запасу еды добавлялась проблема приготовления большого объема пищи. В отделении, где работал Андрей, было всего две мультиварки, а готовить приходилось на 20 человек, поэтому порции были весьма скромные, рассказывает врач.
"В десятых числах марта мы прооперировали пациента, родственники которого притащили нам ящик куриных шеек в благодарность. Честно говоря, я раньше ничего такого не ел. Но на тот момент подзабытый вкус мяса существенно взбодрил коллектив. Эти шейки варили, тушили, жарили. Никому они, конечно, особо не нравились, но ели все", - вспоминает анестезиолог.
Больше выживших, чем погибших
В медицине есть понятие "золотой час", - рассказывает Андрей, - речь идет о том, что пациенту после травмы нужно как можно быстрее оказать помощь. В Мариуполе никто в "золотой час" не поступал.
Были люди, которые с оторванными ногами лежали по несколько дней на улице. Это продолжалось до тех пор, пока их не находили и не отправляли к нам. Были такие кровопотери, что непонятно, каким образом человек выживал после операции.
"Точно я не могу казать, но, кажется, после оказания помощи погибал каждый пятый. Для меня это удивительно. Потому что без воды и электричества, без полного штата специалистов, в условиях периодических массовых поступлений, когда пострадавших больше, чем медицинского персонала, выживших людей больше, чем умерших", - говорит доктор.
Сначала пострадавших привозила скорая помощь, но после сильных обстрелов 7-8 марта, сообщение с Левым берегом прервалось и после этого раненые поступали самыми разными способами.
"День, когда поступил всего один раненый, – 20 марта. Тогда же был и один убитый. Доктор Казанцев. Это один из старожилов больницы. Ему было больше 60 лет. Он работал заведующим инфекционным детским отделением. Утром 20 марта доктор с чайником вышел из убежища своего корпуса, чтобы отнести кипяток в убежище соседнего инфекционного корпуса, где находились люди. Между зданиями 10 метров. И возле корпуса, куда направлялся Анатолий Борисович, был взрыв. Его отбросило назад к своему корпусу. Чайник остался возле воронки. Анатолий Борисович погиб от травмы головного мозга. Мы похоронили его на клумбе между двумя корпусами - в двух метрах от его места работы", - вспоминает Андрей Сербин.
Остальных умерших клали в мешки и выносили во двор. Они лежали под стеной больницы. По правилам, судмедэксперты должны делать заключения, что стало причиной смерти каждого человека. Только после этого их можно хоронить.
Помощь детям поднимала моральный дух
За все время было порядка 15 пострадавших детей, вспоминает доктор. Говорит, что самое страшное – черепно-мозговые травмы. Их больница не специализировалась на нейротравмах, поэтому там не было нейрохирургов.
"Первую девочку я хорошо запомнил. Аня. Был взрыв, автомобильное колесо отбросило от машины и ударило девочку по затылку. Все сразу стали заниматься ребенком. И один из наших молодых травматологов выполнил декомпрессионную трепанацию черепа. Молодой травматолог сделал операцию, которая вообще не входит в его зону профессиональные компетенции. Это точно также, как если бы терапевт удалил аппендицит", - рассказывает Андрей.
Девочку удалось спасти и она пришла в сознание. Но были и другие случаи.
"Мама, бабушка и годовалый ребенок вышли после обстрелов во двор приготовить еду. Прилетел снаряд. У всех поражение головы. У мамы просто царапины. У бабушки довольно тяжелая травма лицевого черепа, серьезно пострадал глаз. А вот годовалому мальчику осколок попал в голову. Через лобную часть было входное-выходное отверстие. Его привезли еще живым. Содержимое черепа было снаружи. Мать, конечно, отказывалась понимать, что шансов нет. Мы обезболили ребенка. К сожалению, на этом наша помощь закончилась. Через 15 минут после поступления в больницу годовалый ребенок умер", - вспоминает врач.
Был эпизод, рассказывает Андрей, когда поступили двое детей - 10 и 16 лет. Они не были родственниками, но их привезли с одного места с тяжелейшими черепно-мозговыми травмами. Врачи не могли им помочь. Лишь обезболили. Положили друг на друга. Укрыли одеялом. И все.
"Об эвакуации не думали, о ней мечтали"
Андрей рассказывает, что врачи жили в полном информационном вакууме: не знали ни про "зеленые коридоры", ни что вообще происходит. Регулярно были раненые, которых привозили с такой историей: "Мы там слышали, кто-то сказал, что там будет "зеленый коридор", мы поехали. Попали под обстрел". И вот, пожалуйста, у кого-то дырка в животе, кому-то руку оторвало. Кого-то убило на месте, рассказывает доктор.
"Числа 16 кто-то ночью поймал связь - одну "палку" Киевстара на четвертом этаже. И с этого момента туда началось паломничество. Все поднимались, высовывали руку в окно, пытались поймать связь, сообщить родственникам, которые уже несколько раз нас похоронили. И когда у нас появилась связь, исключительно телефонная, мы стали от родственников узнавать более-менее актуальные на тот момент данные, что действительно есть приблизительно безопасные маршруты выезда. Мы задумались об эвакуации", -вспоминает Андрей.
Выезжать планировали целенаправленном в Украину, рассказывает доктор. Никто не хотел оставаться работать, жить в "ДНР" или России (7 апреля стало известно, что российские захватчики вывезли на оккупированную территорию Украины персонал и пациентов мариупольской городской больницы №4. Судьба людей - неизвестна - ред.)
"18 марта очень плотно и прицельно обстреляли наш квартал. Через улицу напротив загорелась поликлиника. Она так весело и затейливо горела, что мы два дня смотрели на нее и думали: "А что, если мы загоримся?" И вот эта мысль, что может не просто попасть, а может начаться пожар, заставила резко консолидировать усилия всех в направлении выезда", - отмечает доктор.
Удачная попытка эвакуации для врачей случилась 21 марта. Все построились в колонну из семи машин сотрудников. Накануне знакомый одного из медперсонала выехал и сообщил маршрут. Тогда врачам удалось добраться до Токмака, где была организована доставка горючего. Там заправились и доехали до Запорожья. 26 марта Андрей уже был в Днепропетровской области. 30 марта пошел устраиваться на работу врачом.
Мы уехали, а наши пациенты остались
"Ситуация, что мы уехали, а наши пациенты остались – очень болезненная. У каждого доктора с пациентом устанавливается эмоциональная связь, в процессе лечения он для тебя уже не чужой человек.
Мы уговаривали себя, что сделали все, что могли, особенно, в тех условиях, что сложились: "Еще день - два и мы останемся просто без ничего. Не будет ни шовного материала, ни спирта для обработки. Никаких средств для оказания помощи"
И тем не менее всех врачей мучило, что оставили пациентов и уехали. Врачи так не делают, говорит Андрей.
"Но я не могу обвинять себя в том, что мы приняли решение убегать из Мариуполя. Потому что это нормально и правильно. Но какая-то доля сомнения в правильности с этической стороны, есть у каждого, кто со мной выехал", - поделился анестезиолог.
Напомним, в пяти километрах от Мариуполя обнаружено ещё одно предполагаемое место массового захоронения - предположительно, жителей города.