Число погибших в осажденном Мариуполе до сих пор остается неизвестным. По оценкам местных властей, количество жертв российской агрессии в городе достигает пяти тысяч человек. Однако выбравшиеся из города считают, что цифра значительно выше.
Хирург Михаил Пасичный с первых дней войны проводил экстренные операции в военном госпитале. Он оставался в Мариуполе до 16 марта. Когда в сторону госпиталя прилетело три мины, Пасичный понял, что в следующий раз удар может попасть в больницу. Усиливались обстрелы и района, где оставалась его жена — они решили выбираться из города.
О жизни в госпитале, раненых людях и их истории, а также личной боли врача — его монолог для издания судебной журналистики «Ґрати».
«Россия объявила войну. Я понимал, что следует ожидать ужасных событий»
Михаил Пасичный родом из Мариуполя, окончил Донецкий медицинский институт и 38 лет работал хирургом. Долгое время оказывал экстренную медицинскую помощь, а с 2000 года стал заниматься пластической хирургией. В течение 2014-2015 годов — с начала российско-украинской войны на Донбассе — был волонтером.
«24 февраля я проснулся от сильного взрыва около пяти утра. Позже узнал, что баллистической ракетой была уничтожена наша система ПВО и аэродром у Мариуполя. Я открыл один из новостных сайтов и понял, что Россия объявила войну. Я понимал, что следует ожидать ужасающих событий. Весь тот день я проводил экстренные встречи с пациентами, закрывал финансовые вопросы, а вечером приехал в военный госпиталь и вызвался пойти к ним хирургом на волонтерских началах. Я понимал, что со своим опытом экстренной хирургии буду там более полезным. На следующий день начал делать экстренные операции», - рассказал хирург.
Раненых бойцов привозили постоянно. В основном у них были огнестрельные и осколочные ранения. Когда городские больницы стали обстреливать и разрушать, в госпиталь стали привозить и гражданских.
Медучреждение было базовым: здесь делали срочные операции и отправляли людей дальше — на реабилитацию. Для эвакуации использовали вертолет и санитарный транспорт. Но с каждым днем летать становилось все опаснее. Своеобразным эвакогоспиталем была областная больница интенсивного лечения. Сначала туда принимали только гражданских пациентов, но когда линия фронта приблизилась, стали лечить и военных. После усиления обстрелов пациентов размещали в разных больницах, где были созданы базы для дальнейшего лечения прооперированных в больнице раненых. Эвакуация из Мариуполя уже была невозможной.
«Раз в три дня я старался увидеть жену. Встречи редко длились больше 30-40 минут. Она осталась в нашей квартире, не согласилась уезжать из города, сколько я ее не просил. Потом начала помогать в филиалах госпиталя. Сын настаивал, чтобы мы уехали из города. Говорил: «Папа, окружение города сужается, остались часы…». Он видел, как быстро эта русская орда продвигается со стороны Крыма. Но я решил оставаться», - вспоминает Михаил.
Он рассказал, что в начале марта, когда были уничтожены системы электроснабжения, прекратилась подача воды, исчезла телефонная и интернет связь, ситуация стала накаляться.
«Найти хоть какую-нибудь мобильную сеть в городе, хотя бы временную, плохую — было счастьем. Мы жили в полном информационном вакууме — не знали украинских новостей, не слышали своих родственников», - рассказал врач.
«Больницы прицельно обстреливали»
Накануне 15 марта в сторону госпиталя прилетели три мины, выбило окна, а один военный был тяжело ранен — у него в ягодице образовалось отверстие около семи сантиметров, из-за чего боец сильно кричал от боли. Вторая мина попала в соседний дом — один человек погиб, а третья — пролетела возле нежилого сооружения и, к счастью, никого не зацепила.
«Другие больницы и раньше прицельно обстреливали, больше всего досталось областной больнице. В какой-то момент это медицинское учреждение начало захлебываться от количества раненых военных и гражданских. Не было ни света, ни воды. Генератор был не слишком сильным. Он же должен был работать так, чтобы не только подпитывать медицинские устройства, но и согревать помещение, потому что раненые не могут двигаться активно, не могут самостоятельно согреться. Была проблема с одеждой для больных и раненых — во время приема их в больницы одежду разрезали, чтобы получить быстрый доступ к телу», - рассказал хирург.
Михаил Пасичный вспоминает, что воду в госпитале старались экономить: сначала ею мыли руки, потом пол, а затем сливали в унитаз. Что касается медикаментов, то базовых в больнице хватало. Потом была нехватка наркотических анальгетиков, потому что практически каждый пациент нуждался в обезболивании.
«В больницы люди приходили и как в укрытие, поэтому они были переполнены. Всех пациентов, по большей части, удерживали на нижних этажах, окна заставляли мешками с песком. Врачи и медсестры, как правило, спали в подвале, чтобы не слышать взрывов и стрельбы. Когда звучал сигнал тревоги, медики пытались и сами перейти в подвал, и перенести туда раненых. Но если в это время проводили медицинские процедуры или операции — все оставались на месте», - рассказал медик.
После бомбардировки военного госпиталя 17 марта часть врачей уехала, а часть переехала вместе с пациентами в безопасное место. Судьбы этих врачей и пациентов не известны, с ними нет связи.
«Не было сил вымывать чужую кровь, засохшую на кроссовках»
«Усталость была безумной. Целый день я оперировал раненых, спина не разгибалась вечером, в глазах темнело… Такая усталость, что не было сил вымывать чужую кровь, засохшую на кроссовках. Падаешь спать, потому что в четыре ночи начинаются новые бомбардировки — значит будут новые ранены. Некоторые раненые умирали в больнице от кровопотери или сильного шока. У многих были иссечены обломками конечности. Были те, кому оторвало руки или ноги. Раненые в живот или легкие — почти всегда в очень тяжелом состоянии. Если ранение в сердце, то спасти невозможно. Это всегда смерть.
У одного бойца вырвало горло, он не мог даже лежать, кровь хлынула к трахее, — задыхался. К счастью, удалось произвести реконструкцию из кусков гортани. Затем он дышал через трубку, а когда я уезжал, трубку забрали. Да, он будет жить, но никогда больше не будет разговаривать.
Изуродованные лица… Сколько я видел изуродованных лиц, разорванные губы, поврежденные носы… Одна девушка сидела в квартире и что-то читала. От взрыва ей разорвало полностью верхнюю губу и нос. Губу мы восстановили, а нос — нет. Восстановить нос очень сложно. Молодая девушка, а ее жизнь уже так истерзана», - вспоминает Михаил Пасичный.
Однажды в больницу доставили мужчину — на вид старше 60-ти. Его рука едва держалась на коже, не было нижней челюсти — месиво из обломков костей и зубов. Но при этом он очень эмоционально рассказывал о том, что пережил: «Меня убила ракета, я ее видел», — кричал он.
Поступил однажды в больницу раненый боец, который все время кричал: «Меня убил робот, меня убил робот!». Врачи дали ему наркоз, прооперировали. Когда мужчина пришел в себя, то сказал, что перезаряжал автомат, когда к нему приблизился дрон и что-то сбросил — произошел взрыв. В Мариуполе использовали разные виды оружия.
Михаил удивлен тем, что даже после многих дней оцепления украинские бойцы продолжают сопротивление. Ведь они понимают, что подмоги ждать неоткуда, но пытаются защищать город и оставшихся там людей.
«Мы старались спасать и женщин, и детей. Один ребенок не дождался, умер во время приема в больницу. А сколько до нас не довезли… 8 марта я случайно попал на совещание с участием заместителя мэра, где обсуждали текущую ситуацию — жителям критически не хватало воды, они сидели в темноте круглосуточно, было очень холодно, не имели никакой информации. Люди пытались практически не выходить из дома, потому что на соседней улице тебя могли убить и об этом никто не узнает. Трупы лежали везде. Их было много. Поэтому возникла необходимость хоронить в братских могилах, чтобы избежать распространения инфекционных заболеваний в городе», - рассказал Михаил.
«Что я скажу маме?»
«Однажды мы с коллегой ехали ко мне домой — я хотел увидеть жену. На углу улиц Филиппа Орлика и Строителей мы уперлись в российский блокпост — в ста метрах стоял БТР. Он развернул дуло на мою машину, рядом — трое автоматчиков. Мы притормозили, оба подняли руки вверх, оккупанты махнули нам, чтобы мы исчезли в том направлении, откуда появились. И в этот момент пролетела мина метров в двадцати от автомобиля. Слава богу, ничего не повредило. Мы вернулись к бульвару Шевченко и там тоже увидели БТР. Решили вернуться в госпиталь, ехать дальше было слишком опасно. Затем я узнал, что был прорыв защиты украинских военных. Произошло сражение, и русскую колонну выбили с той территории. Через день я поехал к жене», - рассказал медик.
Жена Михаила была волонтером в больницах. Ночь проводила в своей квартире, прячась от обстрелов в коридоре. Однажды после дежурства в больнице она вышла из здания и увидела парня лет 16. Он стоял и дрожал, сказал, что шел в больницу с отцом. По дороге отца убило обломком бомбы. Он стоял и не знал, куда ему идти…
«Что я скажу маме?» — кричал и пожимал руку умершему отцу, который лежал рядом и не двигался.
«Пришлось пересечь заминированное поле»
Вскоре супруги приняли решение покинуть город. По дороге в Запорожье они проехали большое количество российских блокпостов. На выезде из Мариуполя первые 20 км ехали восемь с половиной часов. Многие машины ползли без окон. Водители пытались скотчем или пленкой заклеить отверстия. Параллельно люди шли пешком.
«На одном из российских блокпостов нас проверял полицейский, перешедший на сторону россиян. К сожалению, некоторые на Донбассе все-таки ждали, когда придет Россия», - рассказал Михаил.
Между Васильевкой и Каменским пришлось пересечь заминированное поле. Вся колонна автомобилей остановилась, увидев взорванную гражданскую машину. Три автомобиля проехали вперед по узкой колее. Михаил вспоминает, что настоящим счастьем было увидеть украинских защитников и понять, что находишься на родной земле.
«Уничтоженный родной город, мое жилье, моя жизнь»
«Мариуполь сегодня — полностью разрушенный город. Я не представляю, кто сможет его восстановить. Он теперь связан с горем, с тысячами смертей. Там произошел настоящий геноцид — россияне воюют не с военными, сначала они уничтожили инфраструктуру, а потом и людей. Это подлинный фашизм — ненависть и уничтожение другой нации. Мы читали о концлагерях в учебниках истории. Это то же самое — массовое убийство мирных людей. Я не представлял, что такое может произойти в XXI веке.
У меня — большая боль. Там осталась моя лежащая мама 84-х лет, моя сестра, которая ухаживает за ней. Я даже не могу вообразить, как они выживают.
Уничтоженный родной город, мое жилье, моя жизнь. Мы с женой имели свой бизнес в Мариуполе, занимались любимым делом. А теперь? Куда ехать? Где искать опору? Мы уже неделю ездим по Украине с мыслями, чем дальше заниматься… И у каждого человека, который покинул свой родной город, потерял дом и работу, — своя боль, своя трагедия», - добавил Михаил.
Читайте также: «Готовы свидетельствовать в Международном суде»: врачи из Мариуполя рассказали о зверствах россиян.
